О прибытии следующего вселенца я догадался заранее. В начале осени мои торговые агенты в Питере, проинструктированные снабжать меня новостями любого плана, сообщили, что Великий Князь Павел Александрович собирается посетить с неофициальным визитом Нижний Новгород. Город готовился к ежегодной торгово-промышленной выставке-ярмарке, и особого удивления этот визит ни у кого не вызвал. Однако мне сразу показался странным этот факт. До сих пор Павел Александрович не проявлял к торговле и промышленности вообще никакого интереса. Логично было предположить, что в теле Павла уже находится Григорий Романов.
Личный салон-вагон Великого Князя был прицеплен к обычному рейсовому составу и прибыл в город по расписанию. О чем мне тут же доложили дежурившие на вокзале сотрудники недавно сформированной Службы Безопасности. Павел Александрович, практически без помпы (среди встречающих даже градоначальника не было!), проследовал в гостиницу, где заранее забронировал номер. Некоторую пикантность сему поступку придавал тот факт, что за полгода до того именно эти апартаменты занимал я, пока не переехал в собственный особняк на территории Стальграда.
Весь следующий день у Великого Князя ушел на ознакомление с городом и ярмаркой. А на второй день Павел, взяв с собой только личного адъютанта, нанес визит мне. К чести Александра Ульянова, он и в этот раз даже бровью не повел, стандартно попросив высокопоставленного посетителя сообщить о цели визита.
Наконец, обменявшись паролями про славянский шкаф и кровать с тумбочкой, мы с Павлом Александровичем расселись вокруг столика, на котором уже заранее была сервирована легкая закуска.
Разговор у нас, в отличие от других «переселенцев», пошел несколько иной. Григорий сразу попытался давануть на меня, в лучших традициях советской партноменклатуры. Наверняка машинально, по привычке, но здесь его эго усиливалось менталитетом носителя. Мне, прожившему при советской власти, всего лишь десяток детских лет было, по большому счету, наплевать на его былые заслуги и достижения. И поэтому я относился к Романову без всякого пиетета. Вежливо, но решительно, я пресек любые поползновения к доминированию. Получив достойный отпор, Григорий несколько отмяк и, даже извинившись (!!!), перешел на более конструктивный тон.
С Григорием Романовым мы обсудили вопросы создания акционерного общества, подготовили список людей, чьи капиталы составят базовый пакет инвестиций, обсудили первоочередность дел. Расстались довольно скоро, в принципе довольные друг другом. Однако я почувствовал, что дедуля подкинул мне крупную проблему в лице сего «вселенца». Властность так и перла из этого человека. Вот за ним нужен глаз, да глаз!
Но с другой стороны я понял, что, доверив такому человеку проект Транссиба, мы не прогадаем. Все будет сделано в кратчайшие (насколько удастся!) сроки, с напряжением всех сил и средств.
Решив, в первом приближении, глобальные, макроэкономические для данного времени вопросы, я стал дожидаться визита деда. Но он отчего-то запаздывал. Или, что более вероятно, уже вселился в кого-то там, в Санкт-Петербурге и сейчас усиленно занимался созданием базы для развертывания деятельности разведки.
В ноябре я из газет узнал, что Его Императорское Высочество цесаревич Николай с Божьей помощью закончил свой кругосветный вояж и в ближайшее время намеревается посетить наиболее крупные города своей Отчизны. Был в его плане поездки и Нижний Новгород. Еще в заметке писалось, что по пути следования цесаревич намерен встречаться с известными и достойными людьми, столпами общества. Дворянами, купцами, промышленниками и учеными. Что ж, дело благое. Но это, пожалуй, наиболее подходящий случай для того, чтобы, наконец, вступить в контакт с моим старым другом. Меня миновать ему вряд ли удастся — кто же откажется от встречи с таким «столпом», как "Стальной король" Рукавишников.
— …так что честь имею, господа! — Я учтиво поклонился своим впавшим в столбняк товарищам и направился к выходу.
— Ты… ты просто трус, Александр! — Похоже Шевырёв. Надо же, я почему-то думал, что это будет или Осипанов, или Андреюшкин. Остановиться и попробовать объяснить им всё ещё раз? Да нет, глупо — только время зазря потеряю. А оно сейчас буквально несётся вскачь: я всей душой ощущаю, как секунды неумолимо осыпаются в огромную бездонную воронку, складываясь в минуты, часы, дни, унося с собой настоящее. И нужно попытаться успеть. Успеть, пока не станет совсем поздно, пока всё окончательно не пойдёт кувырком — прямиком в бездну.
Эх, господин Рукавишников, и принесла же вас нелёгкая! Как всё представлялось ясно и просто всего-то неделю назад. Есть великая ЦЕЛЬ, есть средства, благодаря которым её можно достигнуть и есть верные соратники, готовые встать рядом с тобой плечом к плечу. А теперь…
Перед глазами опять всплыл заснеженный перрон. Многоликая разноголосая толпа, свистки и рёв паровозов, тяжёлый стук колёс, клубы дыма и пара. И посреди этого вавилонского столпотворения я — несчастный, ошеломлённый студент, растерянно ощупывающий ловко порезанный каким-то умельцем карман в тщетной надежде отыскать там бумажник. Усатый городовой равнодушно выслушал мой сбивчивый рассказ, без особого интереса глянул на телеграмму о болезни матушки, и, молча пожав плечами, продолжил свой обход. Я едва сдержал обидные слова, готовые вот-вот сорваться с языка. Бесчувственный чурбан!
Слёзы бессильной ярости вскипели на глазах, и я не сразу понял, что кто-то вежливо тронул меня за рукав: